В «Боярыне Морозовой» Суриков добился исключительной экспрессии и значительности лица главной героини. В неистовом ее образе есть то, что заставляет вспомнить слова вероучителя раскола протопопа Аввакума: «Кидаешься ты на врага, аки лев».

В отличие от «Стрельцов» эта картина обладает единым композиционным центром — это сама Морозова. В «Стрельцах» художник воспевал мужскую доблесть, в «Боярыне Морозовой» главные действующие лица — женщины. В то время как участницы «Утра стрелецкой казни» — жены, матери и дочери — не возвышаются до нравственного уровня их мужей и отцов, в «Боярыне Морозовой» мы видим, как сильно влияет на человеческую и прежде всего женскую душу подвиг неистовой раскольницы, как действенен ее призыв, как совершается душевное преобразование этих людей, как закаляется в них воля, вдохновленная живым примером, восстают неведомые душевные силы. Высоко поднятая в жесте клятвы рука Морозовой, ее бескровное фанатическое лицо, слова строгого прощального завета действуют на всю толпу. Только немногие остаются колеблющимися или любопытствующими и еще меньше таких, которые глумятся над ней.

История композиционных поисков, да и слова самого художника говорят о том, что в композиции он стремился выразить прежде всего движение, что в движении раскрывается смысл картины. В центре движения сама Морозова. Суриков старательно устранял прежде всего то, что мешает движению.

В самой Морозовой и окружающих ее людях нашли яркое воплощение прекрасные душевные черты русского человека и его физическая красота, особенно в женских образах.

Можно сказать, что здесь художник достиг степени идеала. Мысль о человеческой красоте неотступно преследовала Сурикова. Он всегда искал наилучшего выражения красоты душевной, преобразующей даже физическое уродство (как, например, лицо юродивого).

Колорит картины является подлинным открытием Сурикова, которое он использовал и для других своих картин. Вся картина разделяется на три горизонтальные полосы, из коих средняя — самая широкая. Верхняя полоса — небо, средняя — плотная масса человеческих лиц и фигур на темном фоне церкви; наконец, нижняя полоса — снег, Небо и снег — самые светлые части картины, люди и стены церкви — самые темные. Это построение наметилось еще в самых ранних эскизах. В средней части полотна светлыми пятнами выделяются человеческие лица. Небо, человеческие лица и снег связаны между собою перекликающимися красками. Снег — не белый. Он сильно окрашен рефлексами неба, которые играют на нем нежными голубоватыми и розоватыми оттенками, особенно в следах, оставленных копытами лошади, и в глубоких колеях от полозьев.

Замечательно трактованы человеческие лица. Как жемчуг, они поглощают и отражают собою свет. Эта жемчужность особенно заметна в женских лицах. Ее утрачивает обветренная лоснящаяся кожа татарина, странника, мертвенно-пергаментная, неживая кожа иноземного инока, ветхая, сморщенная кожа попа. Но на лицах отражаются еще голубоватые, холодные рефлексы неба. Все это обусловливает живой и разнообразный цвет лиц в картине.

Делая этюды, Суриков ставил свои модели прямо на снег, непосредственно в натуре наблюдая цветовые рефлексы на одеждах и лицах, изучая, как холодный зимний воздух воздействует на цвет кожи, вызывая на ее поверхности особенно живые краски. Сам художник рассказывал, как он писал этюд юродивого, посадив прямо на снег полуголого, в лохмотьях босяка. Здесь действовал не ограниченный педант или упрямец, а великий реалист, таким путем добывавший тайну колорита зимней природы.

В колорите русской зимы глаз художника впервые обнаружил неисчерпаемое богатство. Но он употребил это богатство не на декоративное украшение своего полотна, а сумел связать его с душевным состоянием, с жизнью персонажей картины. Суриков сообщает объединяющую живописность всей картине. Все ее части, все детали оказываются связанными единым дыханием морозного московского дня. Одежды, богатые и убогие, темные и яркие, здесь выступают как заглушенный басовый аккомпанемент к высоко звучащему колориту лиц и рук. Эти одежды образуют общую темную массу, сложную тональность которой определяют немногие локальные пятна синего, красного и желтого цветов, и они, несмотря на свою яркость, более глухие, менее живые, чем окраска лиц.

Сама Морозова одета в широкую черную бархатную шубу. По борту ее идет узкая красная оторочка, которая словно пригвождает к саням изможденное тело Морозовой. На этом иссиня-черном фоне блистают своей белизной лицо Морозовой и ее высоко поднятая рука. Желтоватая ломкая и колючая солома, застилающая сани, подчеркивает холодную синеву и бархатистую фактуру одежды Морозовой. Во всей картине нет ни одного подобного пятна черного цвета, так же как и среди лиц толпы нет ни одного такого светлого лица, как лицо Морозовой. Замечательно, что снег и небо, также очень светлые, но написанные в более холодном тоне, не убивают силы лица Морозовой. Фигура Морозовой является могущественным цветовым центром картины, совмещающим в себе самые крайние светлые и темные краски, примененные художником на полотне.

Суриков достиг в «Боярыне Морозовой» огромной силы выражения положительно во всех действующих лицах картины. Поражает законченность каждого характера, определенность национальных и индивидуальных черт. В высоком строе картины каждый персонаж находит свое место и окончательный внутренний смысл. В картинах Сурикова, и в особенности в «Морозовой», нет безликих статистов. Каждое изображенное лицо Суриков показал в его индивидуальном облике, связав с чертами народа, отнесясь к ним с особенной бережливостью и любовью.

Красота древних тканей, которой так увлекался Суриков, нигде не заслоняет красоту и значительность человеческих лиц, а наоборот, подчеркивает эту красоту и значительность. Этому содействует резкий контраст в живописной трактовке лиц и тканей. На лицах мерцают живые, перекликающиеся рефлексы, которые воспринимаются как свойство человеческого тела, как воздействие среды на живой организм. И совершенно по-другому трактована мертвая материя: одежда, сани, здания. Этой разницей между живой и мертвой материей художник выделяет «карнацию», применив для ее изображения специальные приемы, бесконечно более тонкие, чем для передачи одежды и других неодушевленных предметов. В человеческих лицах Суриков сосредоточил всю сложность и красоту колорита, всю прелесть формы, заставляя зрителя больше всего на них останавливать свое внимание как на самом прекрасном и важном во всей картине. Так художник облегчает путь к восприятию сущности своего произведения.

Каждый персонаж картины отраженно несет на себе силу ее центрального образа. Образ Морозовой поистине победоносен, на нее взирают с благоговением, земно ей кланяются, готовы следовать за ней по мере своих собственных сил.